Теория оппенгеймера. Биография роберта оппенгеймера

Роберту Оппенгеймеру было только тридцать восемь лет, когда ему предложили руководить той «сверхлабораторией», откуда впоследствии вышла атомная бомба. К тому времени он уже опубликовал множество трудов по самым различным вопросам современной физики и, пожалуй, больше, чем кто-либо другой в США, приложил усилий для подготовки нового поколения ученых. Но за ним не числилось ни одного подлинно выдающегося открытия в отличие, например, от Энрико Ферми и многих других заслуженно прославленных физиков, которым предстояло работать непосредственно под началом Оппенгеймера. Поэтому когда генерал Гровс, возглавлявший Манхэттенский проект, сообщил о своем выборе, то, по его словам, он навлек на себя ожесточенные нападки:

«Мне с укоризной говорили, что только лауреат Нобелевской премии или, по крайней мере, достаточно пожилой человек, может занимать подобное положение. Но я делал ставку на Оппенгеймера, и его успех подтвердил, что я был прав. Никто не смог бы сделать того, что сделал он».

И, действительно, Оппенгеймер был как раз right man для такого предприятия. Возможно, какой-нибудь гениальный теоретик или исследователь, специализировавшийся в одном направлении, добился бы необычайных успехов в области ядерной физики, располагая огромным кредитом и материальными средствами, которые самое богатое в мире государство неожиданно предоставило научным работникам. Но цель была не в том, чтобы содействовать развитию теоретических исследований, а в том, чтобы приобретенные в прошлые годы знания нашли практическое применение в огромных масштабах. А это значило преодолеть тысячи технологических трудностей и провести серьезную работу по координированию - ничего больше. Мы постоянно читаем о том, что война стимулировала ядерные изыскания в США. Но это значит смешивать науку с технологией. Сам Оппенгеймер много раз утверждал, что война слишком затормозила развитие науки; в университетах перестали преподавать физику, и формирование новых исследователей задержалось на несколько лет. Молодежь, которая могла бы пойти по этому пути, ушла на фронт, а самые блестящие профессора работали над созданием бомбы.

Как физик Оппенгеймер обладал огромным достоинством - он сочетал в себе глубокую осведомленность с разносторонностью. Не замыкаясь в рамках ни одного из специальных исследований, он досконально знал результаты каждого из них. Он не только знал все, что было известно о расщеплении урана, он предвидел дальнейшие открытия и возможную связь между ними. Оппенгеймер был прежде всего организатором и вожаком; и то свойственное ему обаяние, о котором свидетельствуют все, кто близко с ним сталкивался, он поставил на службу конкретному делу. Да еще какому! Ведь предстояло создать и возглавить крупнейшую из когда-либо существовавших лабораторию, откуда выйдет сверхчеловеческое оружие, способное сокрушить силы зла!

Много было споров о том, что именно побудило Оппенгеймера принять предложение армии и с таким энтузиазмом взяться за выполнение этой миссии, которая неоднократно подвергала опасности его довольно хрупкое здоровье.

«Академические круги считали его достижения исключительными,- пишет Юнг.- Но он сам, критически мысля, отдавал себе полный отчет в том, что к сорока годам не сумел осуществить своих величайших надежд и достичь высочайших вершин., в области физики.. В это время ему и представилась возможность совершить нечто исключительное, но в совершенно другом направлении: его пригласили возглавить конструирование могущественнейшего оружия».

Будем справедливы. Среди ученых-атомников всех стран, съехавшихся в те времена в Великобританию, Канаду и США, вряд ли нашелся бы хоть один, кто, получив такое же предложение и считая себя в состоянии с ним справиться, не принял бы его и не посвятил бы себя ему с такой же убежденностью, как и Оппенгеймер. Долг каждого был так прост: нацизм наводнил Европу и грозит затопить весь цивилизованный мир, если станет обладателем бомбы; следовательно, нужно сделать ее раньше. Сам Эйнштейн в марте 1940 года направил второе письмо вашингтонскому правительству, обращая его внимание на то, что интерес Германии к урану, возникший в начале войны, все возрастает.

Осуществление Манхэттенского проекта повлияло на глубокую натуру Оппенгеймера; можно сказать, что в некотором смысле чудовище поглотило того, кто его породил. Но это другой вопрос, и мы к нему еще вернемся. Да и какой ученый, взявший на себя такую же задачу, не оказался бы, в конечном счете, в роли «ученика дьявола»?

Нужно было выбрать место для будущей сверхлаборатории. Оппенгеймер предложил генералу Гровсу плато Лос-Аламос в Нью-Мексико. Это была пустынная территория, равно удаленная и от атлантического побережья, куда германские подводные лодки иногда высаживали шпионов, и от всех населенных районов, жители которых могли бы пострадать в случае аварии во время опытов. Оппенгеймер хорошо знал эту местность: единственное имевшееся здесь здание принадлежало закрытому пансиону, в котором он учился в детстве. Школу конфисковали, и спустя несколько дней туда прибыли рабочие. Генерал Гровс предполагал, что поблизости от лаборатории предстоит поселить примерно сотню ученых с семьями, не считая технический персонал. Но через год в Лос-Аламосе жило 3500 человек, а позднее численность населения «Города атомной бомбы» колебалась от 6000 до 9000 человек.

Ученые-атомники и военная тайна

Первой задачей Оппенгеймера было комплектование научного коллектива. Это оказалось нелегким делом. Оппенгеймер пролетел самолетом и проехал поездом тысячи километров, чтобы лично переговорить с людьми, которых решил завербовать; он пустил в ход всю силу своего обаяния, убеждая их переехать со своими семьями в пустыню штата Нью-Мексико. Они должны были подписать контракт на все время войны и жить в Лос-Аламосе почти совсем отрезанными от внешнего мира. Зато им предоставляли возможность работать на грандиозном предприятии среди несравнимого по своему уровню научного коллектива. Оппенгеймер сумел заразить всех своей страстной увлеченностью. Весной 1943 года первые ученые-атомники появились в старинном городке Санта-Фе - прежней резиденции испанских вице-королей, откуда сотрудников лаборатории каждое утро доставляли автобусом на плато Лос-Аламос, пока для них не выстроили там дома.

Атмосфера, царившая в этом создающемся коллективе, была проникнута юношеской жизнерадостностью и слегка напоминала атмосферу студенческих сборищ. Лихорадочные совещания, на которых намечались пути организации совместной работы, чередовались с частыми вечеринками и загородными прогулками. Однако вокруг этой чудесной свободы уже стягивались путы самого беспощадного аппарата принуждения: аппарата военной безопасности. Оппенгеймер знал об этом лучше, чем кто-либо другой.

До начала 1939 года ученые всех стран составляли одну большую семью. Возникали в ней подчас и разногласия, и даже соперничество - как в каждой семье. Но преобладающими чертами были братское соревнование и дух взаимопомощи в общей борьбе за расширение человеческого знания. Время от времени физики съезжались на международные конгрессы. Результаты опытов или теоретических исследований регулярно сообщались научным обществом и публиковались в специальных журналах. Каждый шаг вперед, сделанный в лабораториях Рима или Копенгагена, тотчас же использовался в Париже или Кембридже. Мысль о секретности научного открытия была просто невообразима, чужда самим основам науки.

Первое покушение на эти священные принципы произошло в ноябре 1938 года, когда Сциллард предложил Ферми воздержаться от подробных публикаций о расщеплении урана, чтобы их не использовали в немецких лабораториях. Именно потому, что в таком предложении было нечто постыдное для ученых, большинство их отнеслось к нему враждебно. Но в феврале 1939 года американский физик Бриджмен заявил в журнале «Сайенс», что отныне он, сколь это ни прискорбно, закрывает доступ в свою лабораторию ученым тоталитарных государств. «Гражданин такого государства,- объяснял Бриджмен,- не является больше свободной личностью; он может оказаться принужденным предпринять любую акцию, которая будет служить целям его государства. Прекращение всяких научных связей с тоталитарными странами преследует двойную цель: во-первых, помешать этим странам использовать во вред научную информацию, а во-вторых, дать возможность ученым других стран выразить свое отвращение к их методам произвола».

В 1942 году Рузвельт и Черчилль решили сосредоточить в США всю работу английских и американских ученых-атомников по производству ядерного оружия. Руководство было поручено комитету, в состав которого вошли два генерала, адмирал и только два ученых. С августа, когда начали претворять в жизнь Манхэттенский проект, контроль окончательно перешел к армии, а ученые-атомники были вынуждены подчиняться режиму военной секретности.

Большинство ученых признало необходимость этого, ведь некоторые из них сами призывали к соблюдению секретности. Менее понятно было другое: почему военная администрация воздвигла стены молчания внутри лаборатории, среди научного персонала, работавшего в Манхэттенском проекте. Каждый отдел исследовательского коллектива должен был работать, не ведая, что делают другие, а значительная часть инженеров, занятых в Лос-Аламосе, сперва даже не знала, что участвует в создании атомной бомбы. Координация осуществлялась исключительно сверху, согласно испытанным правилам военной иерархии. Эти методы можно оправдывать с точки зрения безопасности, но они, конечно, не способствовали научной работе, и поэтому правила эти часто нарушались, что вызывало немало конфликтов между учеными-атомниками и их надзирателями в погонах.

Служба безопасности при Манхэттенском проекте собирала подробнейшую информацию обо всей деятельности сотрудников лаборатории в прошлом и настоящем, об их личной жизни и политических взглядах. Они не могли пройти по улице, зайти в магазин или к приятелю без того, чтобы за ними не шпионили и не регистрировали каждый шаг. Их письма вскрывались и контролировались, телефонные разговоры подслушивались. За самыми видными работниками, а также за теми, кого по той или иной причине считали неблагонадежными, была организована специальная слежка. В служебных помещениях и квартирах имелись замаскированные микрофоны. В своем инквизиторском рвении военные заходили дальше, чем требовала правительственная инструкция, и часто проводили собственную политику, не отчитываясь перед Вашингтоном. Генерал Гровс далее похвалялся впоследствии тем, что саботировал, сколько мог, сотрудничество с англичанами.

Участие Оппенгеймера в подготовке ядерного оружия официально началось в 1942 году в «Металлургической лаборатории» (Чикаго); она в то время была центром исследований по расщеплению урана. Оппенгеймеру пришлось тогда заполнить анкету и указать в ней, что в прошлом он состоял членом левых политических организаций. Он знал, что служба безопасности считает принадлежность к подобным организациям веским мотивом для устранения от всякой ответственной государственной работы. Несмотря на официальную политику Белого дома, многие руководители службы безопасности вовсе не скрывали, что рассматривают вступление США в войну против держав оси лишь как первый тактический этап длительной борьбы, в которой главным врагом в конечном счете явится Советский Союз. Каждый, кто осмелится ему симпатизировать или просто не одобрит нападение Америки на своего временного «союзника» в назначенный день, должен быть заранее снят со всех руководящих постов, имеющих значение для ведения войны. Эта предосторожность считалась необходимой в отношении ученых, которые по роду своей работы были посвящены в важные государственные тайны и могли бы, по мысли службы безопасности, поддаться соблазну сообщить их советским коллегам.

Между тем Оппенгеймер заполнял анкету без особых опасений. Прошло уже три года, как он порвал со своими прежними политическими друзьями, да и его жена тоже (когда-то и она была связана с этими кругами).

Но в июне 1943 года Оппенгеймер, которого срочно вызвала его бывшая невеста, коммунистка, поехал к ней в Сан-Франциско и остался у нее до следующего дня. Это была не первая их встреча такого рода после женитьбы Оппенгеймера. Но на этот раз Оппенгеймер предупредил ее, что расстается с ней надолго, быть может, на несколько лет; он получил назначение, о котором не имеет права рассказывать и из-за которого покидает Беркли и даже не может сказать ей свой новый адрес.

Оппенгеймер не сомневался, что шпики службы безопасности следуют за ним неотступно и что в военное министерство в Вашингтоне послан пространный рапорт о его поездке в Сан-Франциско и связи с политической деятельницей из крайне левых кругов. В середине июля генерал Гровс получил удар рикошетом: ему передали служебную записку, в которой сообщалось, что по соображениям безопасности Ю. Роберта Оппенгеймера нельзя утвердить в должности директора Лос-Аламосской лаборатории. Генерал немедленно вызвал к себе Оппенгеймера и, получив от него устное заверение, что тот давно уже порвал с коммунистами, решил пренебречь запрещением службы безопасности.

Генерал не питал никаких симпатий к коммунистам и к советско-американскому союзу относился скорее неодобрительно. Но он нуждался в Оппенгеймере. Лос-Аламосская лаборатория переживала трудный период: плохо было с жильем для научных сотрудников, которые ютились в бараках. Один только Оппенгеймер мог ободрить своих коллег и поддержать в них тот энтузиазм, с каким они работали первые несколько недель. Без Оппенгеймера они окончательно впали бы в уныние, и собранный с таким трудом коллектив оказался бы под угрозой распада. И генерал, пользуясь чрезвычайными полномочиями, данными ему при создании Манхэттенского проекта, потребовал и добился того, чтобы рапорт контрразведки был положен под сукно, а Оппенгеймера окончательно утвердили в должности директора.

Несмотря на свою армейскую неотесанность, генерал неплохо рассчитал психологические последствия своего решения: Оппенгеймер стал зависимым от него человеком. Помимо признательности к Гровсу за заступничество, ученый проникся сознанием того, что над головой его навис дамоклов меч, который пока удерживает только рука генерала: политическое прошлое Оппенгеймера может воскреснуть в любой момент и тогда оно. вырвет из рук ученого возложенную на него миссию создания атомной бомбы.

Оппенгеймер совершает ошибку

Оттого ли, что он хотел доказать самому себе свой полный разрыв с прошлым, оттого ли, что хотел доказать это военным, но Оппенгеймер совершил странную ошибку. В конце августа он явился к одному из агентов службы безопасности, находившемуся проездом в Беркли, и рассказал ему, что с некоторых пор Советы пытаются получить информацию о Манхэттенском проекте. С этой целью некий англичанин по фамилии Элтентон, долго живший в СССР, попросил одно лицо быть посредником для установления контакта с некоторыми из ученых, работавших над Манхэттенским проектом. Оппенгеймер не пожелал назвать фамилию посредника, который мог действовать из честных побуждений.

В основу этой выдуманной истории легла встреча, действительно состоявшаяся несколькими месяцами раньше между Оппенгеймером и его другом Хааконом Шевалье. Хаакон Шевалье, француз по отцу и скандинав по матери, преподавал романские языки в Калифорнийском университете. Он дружил с Оппенгеймером, и Оппенгеймер пользовался этим общением для дружеских бесед о литературе и философии старой Европы. Но во время их последней встречи разговор коснулся более актуальных вопросов. Приведем цитату из Юнга, который собрал прямые свидетельства об этой встрече: «Оппи начал готовить коктейль. Шевалье в это время сообщил ему, что недавно разговаривал с человеком по имени Джордж Элтентон. Элтентон выражал недовольство тем, что между учеными США и Советского Союза не происходило обмена научной информацией, хотя эти страны и были союзниками. Он дошел до того, что просил Шевалье уговорить Оппенгеймера передать некоторые научные данные частным путем. Оппенгеймер реагировал на предложение Элтентона так, как и предвидел Шевалье. Оппенгеймер воскликнул: «Это неподходящий способ!» Как впоследствии утверждал Оппенгеймер, его ответ был более определенным. Он полагал, что ответил: «Это ужасно поступать так, это было бы государственной изменой!».

Реакция Оппенгеймера показательна для того пути, какой он прошел за эти немногие годы. Чтобы понять ее, нужно забыть о «холодной войне», которая ведется сейчас, и вспомнить обстановку зимы 1942-1943 гг., время битвы на Волге и высадки союзных войск в Северной Африке. Рузвельт был пламенным вдохновителем борьбы Объединенных Наций против фашизма. Голливуд выпускал просоветские фильмы.

Донося о попытке Элтентона как о шпионской вылазке, Оппенгеймер рассчитывал доказать свою лояльность по отношению к органам военной безопасности. А фактически он только дал им в руки страшное оружие против себя, поскольку они продолжали держать его под подозрением и не простили того, что против их желания он оставлен на посту руководителя Лос-Аламосской лаборатории. Полковник Паш, тот самый, который подписал рапорт о необходимости уволить Оппенгеймера, тотчас же вызвал его к себе. Отчет об этом допросе (как и обо всех последующих) был опубликован значительно позднее. В этих диалогах между котом и мышью, когда выдающийся ученый, человек большого ума, отбивается от коварных вопросов агента военной контрразведки, тщетно пытаясь ускользнуть от ловушки, которую сам же себе приготовил, есть что-то вызывающее особое сострадание.

Оппенгеймер поставил себя в такое положение, что вынужден был поддерживать ложные показания и отказываться от правдивых. Ложь или, по меньшей мере, искажение фактов заключалось в утверждении, что о попытке Элтентона знало несколько сотрудников Манхэттенского проекта, хотя знал о ней только сам Оппенгеймер. Первым его запирательством на допросе был отказ назвать имя своего друга Шевалье. Этот отказ, неприемлемый с точки зрения службы безопасности, утвердил неблагоприятное мнение об Оппенгеймере.

Вот характерный отрывок из первого допроса Оппенгеймера.

Паш. Да. Это заслуживает внимания... мы, конечно, считаем, что люди, приносящие Вам такую информацию, на сто процентов Ваши люди, и поэтому не может быть сомнений относительно их намерений. Однако, если...

Оппенгеймер. Хорошо, я расскажу Вам одну вещь... мне известны два или три случая... это были люди, тесно связанные со мной.

Паш. А как они передавали Вам информацию? Контакт был действительно для этой цели?

Оппенгеймер. Да, для этой.

Паш. Для этой цели!

Оппенгеймер. Так вот... Я сейчас объясню вам суть дела. Вы знаете, как затруднены отношения между обоими лагерями союзников, ведь есть много людей, которые не очень-то любят Россию. Так вот, существуют также некоторые наши военные тайны, такие, как радар, которые мы особо строго охраняем и не раскрываем русским. А для них это вопрос жизни или смерти, и они очень хотели бы иметь представление о том, что здесь делается; другими словами, эти данные должны были бы дополнить отрывочные сведения в наших официальных сообщениях. Так мне представили дело.

Паш. Ага! Понимаю...

После еще нескольких мнимо наивных замечаний в таком же роде полковник, естественно, возвращается к тому, что он хочет узнать,- к фамилии пресловутого посредника.

Паш. Отлично, теперь я хотел бы вернуться к изложению по порядку... Эти люди, о которых Вы упоминали, двое... Они вступали в контакт по указанию Элтентона?

Оппенгеймер. Нет.

Паш. Через других?

Оппенгеймер. Да.

Паш. Ну, а могли бы мы узнать, через кого контакт был установлен?

Оппенгеймер. Я думаю, это могло бы оказаться ошибкой, т. е. я думаю… я сказал Вам, откуда исходила инициатива. Все остальное было почти чистой случайностью, и это могло бы вовлечь людей, которых вовлекать не следовало бы.

Оппенгеймер, что называется, сунул руку в машину. А контрразведка уже ее не выпустила. В Вашингтоне, куда Оппенгеймера вызывали несколько раз, он отказывался назвать имя Хаакона Шевалье, но не проявил должной стойкости перед нажимом и сообщил имена людей из своего окружения, которых он подозревал в том, что они коммунисты.

Логика «охоты за ведьмами» не знает пощады. С того момента, как Оппенгеймер по собственному побуждению сделал донесение сотрудникам службы безопасности, он включился в их систему и уже ничем не мог мотивировать свой отказ выдать людей, которые, по их мнению, должны были бы считаться подозрительными. А по поводу таинственного посредника, который, согласно рассказу Оппенгеймера, соприкасался со «многими» лицами, работавшими в Манхэттенском проекте, Оппенгеймер отказывался говорить, ссылаясь на то, что этот человек сам по себе не имел дурных намерений и, следовательно, его незачем впутывать в дело. Но петля стягивалась все туже. В личном деле Оппенгеймера, которое постоянно находилось в кабинете полковника Паша, фигурировала следующая докладная записка, посланная в сентябре 1943 года одним из сотрудников контрразведки:

«Можно полагать, что Оппенгеймер глубоко заинтересован в приобретении мировой известности как ученый и в том, чтобы занять свое место в истории в результате осуществления проекта. Представляется также вероятным, что военное ведомство может позволить ему осуществить это, но оно может и ликвидировать его имя, репутацию и карьеру, если найдет нужным. Такая перспектива, если ему дать достаточно ясно осознать ее, заставит его по-другому взглянуть на свое отношение к военному ведомству»;

Можно по-разному расценивать психологическую верность подобного суждения. Так или иначе, оно показывает, с каким грубым цинизмом политико-военная машина обрабатывала одного из крупнейших ученых США, попавшего в ее лапы. Получив, наконец, приказание назвать имя посредника, Оппенгеймер сдался и предал Шевалье. Тот лишился своего места в университете и вынужден был эмигрировать. Причину своего несчастья он узнал значительно позднее, когда Оппенгеймер по ходу другого допроса рассказал всю правду и признался, что «раздул» дело Элтентона.

Ученые-атомники против атомной бомбы

Лапа полиции сразу же разжалась и отпустила физика. В Лос-Аламосе продолжалась ожесточенная работа. Сначала думали, что для изготовления бомбы понадобится только год. Но вскоре обнаружили, что в этот срок уложиться нельзя. Однако война продолжалась. В ноябре 1944 года американцы захватили в Страсбурге документы, касающиеся работы немцев над расщеплением урана. На основании этих материалов удалось установить, что вопреки всеобщим опасениям, оправдывавшим и стимулировавшим усилия эмигрантов-физиков, работавших в США, немцы были еще очень далеки от создания атомной бомбы. У них не было ни завода для выделения урана-235, ни реактора для производства плутония. Страх, что гитлеровцы завладеют ядерным оружием, сразу же рассеялся, а когда союзные войска вторглись в Германию, никто уже не сомневался в том, что конец войны близок. Тогда среди ученых-атомников распространилось мнение, что надобность в бомбе отпала и что человечество можно уберечь от апокалипсических ужасов, которые они ему готовили.

Однако сторонников немедленного прекращения работ по созданию атомного оружия оказалось немного. Трудно было отказаться от этого людям, которые столько месяцев подряд отдавали все свои силы на осуществление проекта, да еще в момент, когда цель уже близка. Не могли они не учесть и главного довода военных, а именно, что Япония еще не разбита и что обладание атомной бомбой позволит США спасти жизнь огромному количеству американцев, так как ускорит исход борьбы на тихоокеанском фронте. Они чистосердечно верили, что достаточно лишь продемонстрировать перед миром мощь нового оружия - и оно больше не понадобится, а соглашение между великими державами-победительницами навсегда устранит угрозу войны и позволит применять расщепление урана только для мирных целей.

Ученые не знали, что Япония уже проиграла войну, во всяком случае потенциально. А главное, они не знали, что борьба против фашизма не была основной задачей политики Вашингтона, что бомба, даже если ее и сбросят над Японией, явится орудием устрашения, которое должно укрепить гегемонию Америки после победы, и фактически направлено против Советского Союза. Ученики чародея - ученые-атомники- растрачивали свои силы, стараясь сначала ослабить разрушительное действие злого духа, с их помощью вызванного, а затем тщетно надеясь, что смогут загнать его обратно в бутылку. Но военные-то знали, чего хотят, так же как и «обер-чародей» Оппенгеймер, который не боялся своего демона; напротив, он жаждал увидеть его поднявшимся во всей своей мощи и ужасающем величии.

В августе 1944 года Нильс Бор представил президенту Рузвельту докладную записку, в которой предостерегал от «страшной перспективы соперничества между государствами за обладание столь грозным оружием». Он утверждал, что страна, которая в данный момент является единственной обладательницей этого оружия, должна немедленно выступить за заключение международного соглашения, чтобы избежать гонки ядерного вооружения среди будущих победителей. Бор полагал, что «личные связи между учеными различных стран могли бы послужить средством для установления предварительных, неофициальных контактов».

В декабре 1944 года Александр Сакс, личный советник президента, который пять лет назад помог Сцилларду и Эйнштейну сообщить Рузвельту о возможности создания атомной бомбы, обратил внимание Рузвельта на представленный ему проект, в котором предлагалось после первого же успешного испытания атомного оружия сделать следующее:

продемонстрировать бомбу перед учеными из союзных и нейтральных стран, пользующимися международным признанием, а также перед представителями всех широко распространенных религий (включая мусульман и буддистов);
подготовить доклад под редакцией ученых и других видных деятелей о характере и значении атомного оружия;
опубликовать обращение США и их союзников, причастных к атомному проекту, к своим главным противникам, Германии и Японии, предупреждающее о том, что для атомной бомбардировки будет избрана некая «зона», из которой надо заблаговременно эвакуировать людей и животных;
после непосредственной демонстрации атомной бомбы опубликовать ультиматум, требующий капитуляции противника.

Весной 1945 года по странной иронии судьбы те самые два человека, которые больше всех содействовали вовлечению США в производство атомной бомбы, Сциллард и Эйнштейн, снова обратились к Рузвельту, но теперь они стремились остановить ход событий. «Весь 1943 и отчасти 1944 год,- писал впоследствии Сциллард,- нас преследовал страх, что немцам удастся сделать атомную бомбу раньше, чем мы высадимся в Европе... Но когда в 1945 году нас избавили от этого страха, мы с ужасом стали думать, какие же еще опасные планы строит американское правительство, планы, направленные против других стран».

Эйнштейн настаивал на необходимости предупредить гонку ядерного оружия; Сциллард утверждал, что применение атомной бомбы при создавшейся в мире ситуации принесет Америке больше вреда, чем выгоды. Рузвельт умер, так и не ознакомившись с этими двумя документами, хотя, если бы он и прочитал их, это, вероятно, мало бы что изменило.

Потому что именно в это самое время в Лос-Аламосе уже собралась исследовательская группа, куда входил и Оппенгеймер, чтобы определить объекты бомбардировки. Эта группа решила, что объекты должны удовлетворять следующим условиям:

они должны состоять из значительного количества деревянных зданий и других сооружений, которые легко разрушаются от воздействия ударной волны и последующего пожара;
поскольку радиус зоны разрушения оценивался примерно в полтора километра, то следовало бы выбрать застроенный участок той же площади;
выбранные объекты должны иметь большое военное и стратегическое значение;
первый объект не должен был иметь следов предшествующих обычных бомбардировок, чтобы можно было определить эффект от воздействия только атомной бомбы.

Все это означало, что объектом бомбардировки должен стать большой город, ибо никакой чисто военный объект не может иметь площадь, занятую постройками, размером в 7- 10 квадратных километров. После составления этого заключения американские летчики во время своих налетов на Японию перестали бомбить четыре города, в том числе Хиросиму.

Рузвельт умер, не оставив никакого распоряжения относительно применения первых атомных бомб и перспектив создания международного контроля над ядерной энергией. 31 мая 1945 года - вскоре после капитуляции гитлеровской Германии - собралась комиссия, получившая название «Временный комитет», назначение которой было консультировать президента Трумэна. В нее входили пять политических деятелей и трое ученых, ведавших научными изысканиями в военных целях. Затем комиссию пополнили четырьмя учеными-атомниками; это были Ю. Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми, Артур X. Комптон и Эрнест О. Лоуренс. На заседаниях присутствовал и генерал Гровс. Перед четырьмя учеными-атомниками ставился вопрос не о том, нужно ли применять атомную бомбу, а только о том, как ее применить. И комиссия ответила, что бомбу нужно сбросить над Японией, причем по возможности поскорей, и что она должна иметь целью военный объект, находящийся посреди или вблизи жилых домов и прочих легко поддающихся разрушению построек. Бомбу решили сбросить, не предупреждая противника о характере данного оружия.

Противодействие ученых-атомников применению атомной бомбы стало переходить в открытое наступление. Начало ему было положено Чикагским университетом, где ученые, работавшие в «Металлургической лаборатории», в течение всей войны стремились сделать целью своих исследований не столько военное, сколько промышленное использование атомной энергии. Университет создал комиссию из семи ученых, председателем ее был избран лауреат Нобелевской премии Джемс Франк, бывший профессор Геттингенского университета. В состав комиссии входили Сциллард и биохимик Рабинович. В своем докладе, торжественно врученном военному министру, семеро ученых выступали не только от своего имени, но и от имени всех сотрудников Манхэттенского проекта. В начале своей петиции они писали, что когда-то на ученых нельзя было возлагать ответственность за то, каким образом использует человечество их открытия. «Но в наше время мы обязаны занимать более активную позицию, так как успехи, которых мы достигли при исследовании атомной энергии, чреваты опасностями, несравненно большими, чем все прошлые изобретения. Каждый из нас, а нам хорошо известно состояние атомной науки в настоящее время, постоянно мысленно представляет себе картину внезапного разрушения, грозящего нашей стране катастрофой, подобной Пирл-Харбору, но в тысячу раз более ужасной, которая может разразиться над любым из наших больших городов»...

Авторы доклада предостерегали американское правительство от иллюзии, будто США долго смогут сохранять монополию на атомное оружие. Они напоминали о том, какое важное значение имеют работы, ведущиеся французскими, немецкими, советскими физиками. Они писали, что даже при полном сохранении в тайне методов производства, разработанных в Манхэттенском проекте, Советскому Союзу понадобится всего лишь несколько лет, чтобы ликвидировать свое отставание. К тому же при использовании атомного вооружения США окажутся более уязвимыми в силу большой скученности их городов и промышленности. В интересах США либо добиться международного соглашения, запрещающего применение атомной бомбы, либо хотя бы не предпринимать ничего такого, что может побудить другие государства производить атомную бомбу.

«Доклад Франка», как впоследствии стали называть это послание, завершался следующими выводами:

«Мы полагаем, что... обязаны советовать не применять преждевременно атомную бомбу для внезапного нападения на Японию. Если США первыми обрушат на человечество это слепое орудие уничтожения, то они лишатся поддержки общественности всего мира, ускорят гонку вооружений и сорвут возможность договориться относительно подготовки международного соглашения, предусматривающего контроль над подобным оружием. Гораздо более благоприятная атмосфера для такого соглашения создалась бы, если бы мы поставили мир в известность о существовании такой бомбы, предварительно продемонстрировав ее в должным образом выбранном ненаселенном районе.

Если же полагать, что шансов договориться сейчас об эффективном контроле крайне мало, то не только применение этого оружия против Японии, но и простая демонстрация его раньше времени противоречит интересам нашей страны. Отсрочка такой демонстрации в данном случае дает то преимущество, что задерживает на максимально длительный срок развязывание гонки вооружений.

Если же правительство приняло бы решение продемонстрировать в ближайшее время атомное оружие, то ему следовало бы прислушаться к голосу нашей общественности и общественности других стран, прежде чем решаться применять это оружие против Японии. В этом случае и другие нации разделили бы с нами ответственность за столь роковое решение».

Ученые, подписавшие этот документ, пользовались таким авторитетом, что Военное министерство не могло просто положить их петицию под сукно. Министерство передало его четырем ученым-атомникам, входившим в состав Временного комитета. Их совещание имело характер закрытого обсуждения, однако стало известно, что под воздействием ясного и патетического обращения «чикагской семерки» возникли колебания только у Лоуренса и отчасти у Ферми. Что касается Оппенгеймера, то вот как он вспоминает об этом:

«Нас пригласили для того, чтобы мы ответили на вопрос о том, следует ли применить атомную бомбу. Я полагаю, что этот вопрос нам был задан в связи с тем, что группа знаменитых и авторитетных ученых представила петицию, требовавшую отказаться от применения атомной бомбы. Разумеется, это было бы желательно со всех точек зрения. Но мы почти ничего не знали о военной обстановке в Японии. Мы не знали, можно ли принудить ее к капитуляции другими способами и действительно ли неизбежно наше вторжение в Японию. Более того, в нашем подсознании укоренилась мысль, что вторжение в Японию неминуемо, ибо нам это внушали...

Мы подчеркнули, что, на наш взгляд, звание ученого еще не делает нас настолько компетентными, чтобы мы были правомочны судить о том, следует ли применить бомбы или отказаться от них; что наши мнения разделились, как они разделились бы и у других простых смертных, если бы они знали сущность проблемы. Мы указали также на два самых главных, по нашему мнению, вопроса: во-первых, необходимость спасения человеческих жизней во время военных действий, а во-вторых, реакцию на наши действия и те последствия, которые отразятся на нашем собственном положении и на устойчивости международной обстановки после войны. Кроме того, мы добавили, что, по нашему мнению, эффект от взрыва одного такого снаряда над пустыней не сможет произвести достаточно сильного впечатления».

Первый атомный взрыв

Таким образом, представителям армии практически была предоставлена свобода действий. В Лос-Аламосе, в условиях знойного и сухого лета, велась напряженная работа. Генерал Гровс назначил испытание первой бомбы на середину июля. 12 и 13 июля составные части снаряда в секретном порядке доставили в район Аламогордо и подняли на металлическую башню, сооруженную посреди пустыни.

Для Оппенгеймера, как и для генерала Гровса, это были самые волнующие дни жизни. Взорвется ли бомба? По расчетам она должна была взорваться, но в расчетах могла оказаться ошибка. Во время последних приготовлений было несколько технических неполадок; правда, их быстро устранили, но они были, значит, предвидеть все заранее невозможно.

В два часа ночи 16 июля все участники эксперимента находились на своих постах, в пятнадцати километрах от «пункта ноль». Громкоговорители передавали танцевальную музыку. Взрыв был намечен на четыре часа, но из-за плохой погоды его перенесли на пять тридцать утра. В пять пятнадцать все надели темные очки и легли ничком на землю, отвернув лицо от «пункта ноль». В пять тридцать ослепительный белый свет, ярче лучей полуденного солнца, залил тучи и горы. «В этот момент,- пишет Юнг,- каждый забыл о том, что намеревался делать», застыв, словно в столбняке, пораженный силой взрыва. Оппенгеймер, который изо всех сил вцепился в одну из стоек контрольного поста, вспомнил вдруг отрывок из «Бхагавад Гиты», древнего индийского эпоса:

Мощью безмерной и грозной
Небо над миром блистало б,
Если бы тысяча солнц
Разом на нем засверкала.

Затем, когда гигантское зловещее облако высоко поднялось над местом взрыва, ему вспомнилась еще одна строка: «Я становлюсь смертью, сокрушительницей миров» .

Так говорил божественный Кришна, повелевающий судьбами смертных. Но Роберт Оппенгеймер был только человеком, на чью долю выпала непомерно великая власть.

Быстро распространившись в научных кругах вопреки всем стараниям сохранить это в тайне, весть о взрыве чрезвычайно усилила оппозицию ученых, выступивших против применения атомной бомбы, по крайней мере, без предупреждения гражданского населения. Взрыв экспериментальной бомбы в Аламогордо обнаружил, что расчеты физиков оказались неверными, но ошибка носила характер, обратный тому, чего опасался Оппенгеймер. Мощь снаряда далеко превзошла все ожидания. Наименее удаленные от «пункта ноль» измерительные приборы были попросту уничтожены. Стало ясно, что атомное оружие явится орудием всеобщего истребления.

Сциллард направил президенту Трумэну петицию за подписью шестидесяти семи ученых, но она, как и предыдущая, не возымела никакого действия, так как попала в руки к Оппенгеймеру и трем другим ученым-атомникам из Временного комитета.

Нельзя не удивляться тому, с каким отчаянным упорством столько участников Манхэттенского проекта боролось против доведения своего же дела до логического конца. Авторы «Доклада Франка» объясняли это так: «...ученые считали себя обязанными закончить свои исследования в рекордный срок, так как они боялись, что немцы окажутся технически подготовленными для производства подобного же оружия и что германское правительство, лишенное всяких сдерживающих моральных стимулов, пустит его в ход».

В июле 1945 года Гитлер уже был мертв, а Германия оккупирована. Оставалась Япония. Ученые-атомники могли опасаться, что она еще будет сопротивляться, если на нее не сбросят бомбу. Но у вашингтонских правителей уже не было на этот счет никаких сомнений. Начиная с апреля представители японских вооруженных сил, находившиеся в Швейцарии, неоднократно пытались узнать, на каких условиях американцы примут капитуляцию Японии. В июле сам микадо попытался начать переговоры через своего посла в Москве (СССР еще не объявил войну Японии), вести эти переговоры был уполномочен принц Коноэ.

Никто уже не сомневался в том, что Япония будет разгромлена летом 1945 года. По соглашениям, заключенным между США и СССР, Советский Союз должен был объявить войну Японии, а Объединенные Нации - потребовать от Токио безоговорочной капитуляции. Вот почему попытки представителей Японии не встретили никакого отклика. Но 6 августа над Хиросимой взошло «солнце смерти». А 9 августа пришла очередь Нагасаки. По мнению некоторых историков, изучавших документы того периода, взрывая атомную бомбу, США не только демонстрировали свою силу на пороге новой эры международной политики; они хотели также, одержав молниеносную победу, предупредить вступление СССР в войну и тем самым устранить его от окончательных расчетов на Дальнем Востоке. Вот чему в итоге послужили труды Оппенгеймера и всего научного коллектива, работавшего в Манхэттенском проекте.

_________________________________________________________

– Самый подходящий человек (англ.)

(Нет, Linkin Park всё-таки познакомили поклонников мазафаки с фамилией этого великого физика.)

Потрясающая, убийственно монотонная, "гипнотическая" композиция "Radiance", с которой, собственно, и началось моё знакомство с Oppenheimer Analysis.

Текст песни полностью состоит из прославленной цитаты "отца атомной бомбы" Роберта Оппенгеймера, слов из Бхагавад-гиты, которые он якобы произнес по итогам "Тринити", первого в истории испытания ядерного устройства (оно так и называлось - Gadget, "Устройство"), проведённого 16 июля 1945 года в пустыне Аламогордо, штат Нью-Мексико. (Что характерно , альбом Oppenheimer Analysis называется "New Mexico".)

If the radiance of a thousand[s] suns
Were to burst into the sky
That would be like the splendor of the Mighty One.
I am become Death,
Destroyer of Worlds.

Если бы тысячи солнц
[Одновременно] зажглись в небе,
Это было бы сравнимо с сиянием Могущественного [Существа].
Я есть Смерть,
Разрушитель Миров.

(Популярная цитата: в 2006 году Iron Maiden записали песенку "Brighter Than A Thousand Suns", а Linkin Park в своих извечных потугах казаться интеллектуальными, назвали свой прошлогодний альбом: "A Thousand Suns".)
Уильям Лоренс , научный журналист, спустя буквально несколько часов после взрыва взял интервью у Оппенгеймера, в котором, как считается, тот и произнёс эти слова. Впервые они, именно в таком виде, появились в журнале Time от 8 ноября 1948 года; только вместо "destroyer" было: "shatterer".

В своём интервью 1965 года Оппенгеймер вспоминает испытание "Тринити" и повторяет последние слова своей цитаты. (Аудиозапись этого интервью Linkin Park как раз и наложили на звуки сэмплированного флатуса, см. второй трек с их последнего альбома.)
Если это можно назвать "сценой", то это очень сильная, эмоциональная сцена (хотелось бы сказать: "в духе нуара", но не скажу):

После взрыва он не произнес строки из Бхагавад-гиты, а только вспомнил их. "Полагаю, мы все их вспомнили, так или иначе" .
Младший брат Роберта Оппенгеймера Фрэнк также присутствовал при испытании "Устройства"; впоследствии он говорил : "Мне бы хотелось вспомнить, что сказал мой брат, но я не могу. Но думаю, мы просто сказали: "Сработало". Думаю, это мы и сказали, оба" .
А какое место Бхагавад-гиты цитировал Оппенгеймер?
Это два разных стиха (12 и 32) из одиннадцатой главы ("беседы").

Из первого перевода Бхагавад-гиты на русский , 1788 год.:

Великолепие и поражающее сияние сего могущественного существа может уподоблено быть солнцу, вдруг на небеса взошедшему с сиянием в тысячу крат большим обыкновенного (стр. 136-137).
<...>
Я есмь время, истребитель рода человеческого, приспевшее и пришедшее сюда похитить вдруг всех сих стоящих пред нами (стр. 141).

Из "Бхагавад-гиты как она есть" (перевод на русский английского перевода с санскрита):

Если бы на небе разом взошли сотни тысяч солнц, их свет мог бы сравниться с сиянием, исходившим от Верховного Господа в Его вселенской форме. (11:12)
<...>
Верховный Господь сказал: Я — время, великий разрушитель миров. (11:32)

Из английского перевода 1890-го года :

The glory and amazing splendor of this mighty Being may be likened to the radiance shed by a thousand suns rising together into the heavens.
<...>
I am Time matured, come hither for the destruction of these creatures.

Из английского перевода 1942-го года :

If the splendour of a thousand suns were to blaze out at once (simultaneously) in the sky, that would be the splendour of that mighty Being (great soul). (11:12)
<...>
I am the mighty world-destroying Time, now engaged in destroying the worlds. Even without thee, none of the warriors arrayed in the hostile armies shall live. (11:32)

Известно, что Оппенгеймер изучал санскрит под началом Артура Райдера , а в 1933 году прочитал Бхагавад-гиту и, по его собственным словам, она "коренным образом повлияла" на его мировоззрение.
Райдер выпустил перевод Бхагавад-гиты в 1929 году, и у него Вишну называет себя не "время", как у подавляющего большинства переводчиков, а смерть.

На санскрите слово kala означает "время", "век", "тьма", в женском роде - "смерть".
Для заинтересовавшихся - есть замечательная обширная статья про знаменитую цитату Оппенгеймера и историю его изучения санскрита и Бхагавад-гиты:
. James A. Hijia . The Gita of Robert J. Oppenheimer // Proceedings of the American Philosophical Society. Vol. 144, No. 2, June 2000
Бхагавадгита После испытания первой атомной бомбы в Нью-Мексико в июле 1945 года Оппенгеймер вспоминал, что в тот момент ему пришли в голову эти слова Now, I am become Death, the destroyer (shatterer) of worlds

- Роберт Оппенгеймер
Исидор Айзек Раби

- Robert Oppenheimer
Misattributed, This is derived from a statement of James Branch Cabell, in The Silver Stallion (1926) : The optimist proclaims that we live in the best of all possible worlds; and the pessimist fears this is true.

- Robert Oppenheimer
His exclamation after the Trinity atomic bomb test (16 July 1945), according to his brother in the documentary The Day After Trinity

- Robert Oppenheimer
Context: We do not believe any group of men adequate enough or wise enough to operate without scrutiny or without criticism. We know that the only way to avoid error is to detect it, that the only way to detect it is to be free to enquire. We know that the wages of secrecy are corruption. We know that in secrecy error, undetected, will flourish and subvert. "Encouragement of Science" (Address at Science Talent Institute, 6 Mar 1950), Bulletin of the Atomic Scientists, v.7, #1 (Jan 1951) p. 6-8

- Robert Oppenheimer
Context: I believe that through discipline, though not through discipline alone, we can achieve serenity, and a certain small but precious measure of the freedom from the accidents of incarnation, and charity, and that detachment which preserves the world which it renounces. I believe that through discipline we can learn to preserve what is essential to our happiness in more and more adverse circumstances, and to abandon with simplicity what would else have seemed to us indispensable; that we come a little to see the world without the gross distortion of personal desire, and in seeing it so, accept more easily our earthly privation and its earthly horror - But because I believe that the reward of discipline is greater than its immediate objective, I would not have you think that discipline without objective is possible: in its nature discipline involves the subjection of the soul to some perhaps minor end; and that end must be real, if the discipline is not to be factitious. Therefore I think that all things which evoke discipline: study, and our duties to men and to the commonwealth, war, and personal hardship, and even the need for subsistence, ought to be greeted by us with profound gratitude, for only through them can we attain to the least detachment; and only so can we know peace. Letter to his brother Frank (12 March 1932), published in Robert Oppenheimer: Letters and Recollections (1995) edited by Alice Kimball Smith, p. 155

- Robert Oppenheimer
Context: Everyone wants rather to be pleasing to women and that desire is not altogether, though it is very largely, a manifestation of vanity. But one cannot aim to be pleasing to women any more than one can aim to have taste, or beauty of expression, or happiness; for these things are not specific aims which one may learn to attain; they are descriptions of the adequacy of one"s living. To try to be happy is to try to build a machine with no other specification than that it shall run noiselessly. Letter to his brother Frank (14 October 1929), published in Robert Oppenheimer: Letters and Recollections (1995) edited by Alice Kimball Smith, p. 136

- Robert Oppenheimer
Context: It is with appreciation and gratefulness that I accept from you this scroll for the Los Alamos Laboratory, and for the men and women whose work and whose hearts have made it. It is our hope that in years to come we may look at the scroll and all that it signifies, with pride. Today that pride must be tempered by a profound concern. If atomic bombs are to be added as new weapons to the arsenals of a warring world, or to the arsenals of the nations preparing for war, then the time will come when mankind will curse the names of Los Alamos and Hiroshima. The people of this world must unite or they will perish. This war that has ravaged so much of the earth, has written these words. The atomic bomb has spelled them out for all men to understand. Other men have spoken them in other times, and of other wars, of other weapons. They have not prevailed. There are some misled by a false sense of human history, who hold that they will not prevail today. It is not for us to believe that. By our minds we are committed, committed to a world united, before the common peril, in law and in humanity. Acceptance Speech, Army-Navy "Excellence" Award (16 November 1945)

- Robert Oppenheimer
Context: There must be no barriers to freedom of inquiry … There is no place for dogma in science. The scientist is free, and must be free to ask any question, to doubt any assertion, to seek for any evidence, to correct any errors. Our political life is also predicated on openness. We know that the only way to avoid error is to detect it and that the only way to detect it is to be free to inquire. And we know that as long as men are free to ask what they must, free to say what they think, free to think what they will, freedom can never be lost, and science can never regress. As quoted in "J. Robert Oppenheimer" by L. Barnett, in Life, Vol. 7, No. 9, International Edition (24 October 1949), p. 58; sometimes a partial version (the final sentence) is misattributed to Marcel Proust.

Оппенгеймер Роберт

Помощник генерал-лейтенанта американской армии Лесли Гровса

Имя Юлиуса Роберта Оппенгеймера известно не только физикам. Для большинства Оппенгеймер – прежде всего человек, возглавлявший работу по созданию атомной бомбы в США и впоследствии подвергшийся жестокой травле со стороны пресловутой комиссии по расследованию антиамериканской деятельности.

Как физик Р. Оппенгеймер не сделал таких выдающихся открытий , которые могли бы быть поставлены в один ряд с важнейшими работами А. Эйнштейна, М. Планка, Э. Резерфорда, Н. Бора, В. Гейзенберга, Э. Шредингера, Л. де Бройля и других корифеев физики XX в. Однако ему принадлежит немало исследований, вызвавших восхищение всех физиков и выдвинувших его в число крупных ученых.

22 апреля 1904 года в Нью-Йорке в семье влиятельного промышленника, еврейского эмигранта из Германии Юлиуса Оппенгеймера родился сын. Никто в семье, естественно, не подозревал, что через 41 год Роберт Оппенгеймер сам станет отцом такого детища, которое взорвет мир – в прямом и в переносном смысле. Первое в мировой истории испытание атомной бомбы, проведенное 16 июля 1945 года в штате Нью-Мексико, необратимо изменило ход истории. В 1925 г. он окончил Гарвардский университет, пройдя весь курс за три года, и уехал продолжать образование в Европу. Он был принят в Кембриджский университет и начал работать в знаменитой Кавендишской лаборатории под руководством Э. Резерфорда. Здесь он чрезвычайно успешно занимался теоретической физикой, хотя, по его словам, провалился на практических занятиях в лаборатории. В Кембридже Оппенгеймер познакомился с такими ведущими учеными-физиками, как М. Борн, П. Дирак и Н. Бор. По приглашению профессора Геттингенского университета М. Борна Оппенгеймер переехал из Великобритании в Германию. В эти годы он слушал лекции выдающихся физиков мира – Э. Шредингера, В. Гейзенберга, Дж. Франка – и работал вместе с ними в области квантовой механики.

В 1929 г. Оппенгеймер, закончив курс в Лейденском университете и Высшем техническом училище в Цюрихе, возвратился на родину. Молодым, талантливым, уже известным ученым-физиком заинтересовались сразу 10 американских университетов. Так как его здоровье в это время пошатнулось, врачи, опасаясь туберкулеза, рекомендовали ему пожить на западе США. Оппенгеймер поселился на ферме, расположенной в штате Нью-Мексико. К западу от фермы находился небольшой городок Лос-Аламос , в котором впоследствии под руководством Лесли Гровса успешно работала секретная лаборатория Манхэттенского округа. В течение 20 лет Оппенгеймер одновременно занимал пост ассистента профессора в Калифорнийском технологическом институте в Пасадине и в Калифорнийском университете в Беркли. Здесь он учился санскриту (восьмой язык, которым он владел) у знаменитого ученого-санскритолога А. Райдера. На вопрос о том, почему он выбрал университет в Беркли, Оппенгеймер отвечал: – «Меня привлекло туда несколько старых книг: коллекции французских поэтов XVI и XVII столетий в университетской библиотеке решили все».

Тесное общение с выдающимися физиками наложило отпечаток на всю биографию Оппенгеймера. Работая в области квантовой механики, ученый провел исследования новых свойств вещества и излучения, разработал метод расчета распределения интенсивностей по компонентам спектров излучения и создал теорию взаимодействия свободных электронов с атомами. В дальнейшем сфера его научных интересов переместилась в область физики атомного ядра . С момента открытия деления урана в 1939 г. Оппенгеймер постоянно интересовался изучением этого процесса и связанной с ним проблемой создания атомного оружия. С осени 1941 г. он участвовал в работе специальной комиссии Национальной академии наук США, обсуждавшей проблемы использования атомной энергии в военных целях. В то же время Оппенгеймер руководил группой теоретической физики, изучавшей пути создания, атомной бомбы. Первый американский атомный проект получил название «Манхэттен» или «проект Y». Его возглавил 46-летний полковник Лесли Гровс, а научным руководителем стал Роберт Оппенгеймер, предложивший объединить всех ученых в одной лаборатории в провинциальном городке Лос-Аламос, штат Нью-Мексико, неподалеку от Санта-Фе. Над созданием бомбы работало около 130 тысяч человек, среди которых были выдающиеся физики 20 века: Ферми, Понтекорво, Сциллард, Бор и наш соотечественник Гамов. В конце 1943 года для усиления проекта «Манхэттен» к Оппенгеймеру была направлена группа английских ученых. В проекте участвовало не менее 12 нобелевских лауреатов, настоящих или будущих. Правда, сам Оппенгеймер нобелевским лауреатом так и не стал.

Как выяснилось позднее, решение пригласить Оппенгеймера на пост руководителя Лос-Аламосской лаборатории было принято военно-административной верхушкой США не без колебаний. Было известно, что ученый в недавнем прошлом явно симпатизировал левым кругам и даже имел личные связи с некоторыми членами американской Компартии. Оппенгеймер был человеком состоятельным и не раз принимал участие в денежных сборах, цели которых были определены потом как «коммунистические». Его младший брат Фрэнк и жена брата одно время состояли в Компартии США. Жена самого Оппенгеймера прежде была замужем за коммунистом, погибшим во время гражданской войны в Испании. Преступления гитлеровского режима в Германии глубоко потрясли Оппенгеймера, бывшего дотоле абсолютно аполитичным человеком. Желая внести вклад в борьбу с фашизмом, он принимал активное участие в работе ряда антифашистских организаций и даже написал несколько пропагандистских брошюр и листовок и отпечатал их на собственные средства. К моменту приглашения Оппенгеймера на должность руководителя лаборатории прошло уже три года, с тех пор как он порвал свои прежние политические связи. Начиная работу над созданием атомной бомбы, Оппенгеймер заполнил очень подробную анкету, перечислив все свои связи с левыми элементами, которые могли бы представить интерес для полицейских и военных властей. Ученый достаточно хорошо понимал, что полиция и армия должны и будут интересоваться его прошлым, поскольку он назначался на должность с точки зрения безопасности и разведки очень важную.

Испытательный полигон в Нью-Мексико раскинулся на 10 000 квaдpaтныx килoмeтpax. В ceвepнoй его чacти, paнним утpoм 16 июля 1945 гoдa зaжглocь атомное солнце. Зa двa дня дo этoгo пepвaя aтoмнaя бoмбa, или кaк ee называли «вeщь» или «уcтpoйcтвo», coбpaннaя нa ближайшем paнчo Мaкдoнaльдa из мaтepиaлoв, дocтaвлeнныx из ядepнoй лaбopaтopии в Лoc-Aлaмoce, былa вoдpужeнa нa вepшину 33-мeтpoвoй cтaльнoй бaшни. Вoкpуг, нa paзличнoм paccтoянии oт бaшни, была paзмeщeна ceйcмoгpaфичecкaя и фoтoaппapaтуpa, а также пpибopы, peгиcтpиpующиe paдиoaктивнocть, тeмпepaтуpу и дaвлeниe. В paдиуce 9 км были уcтpoeны три нaблюдaтeльныx пунктa, в которых заняли свои посты руководители проекта. Установленное на стальной башне новое оружие, предназначенное для изменения характера войны или могущее стать средством прекращения всех войн , было приведено в действие легким движением руки. Работа шла под вспышки молнии и раскаты грома. Непогода на полтора часа задержала взрыв, назначенный на 4 часа утра.

Первую в мире атомную бомбу нарекли «Тринити» («Троицей»). За 45 секунд до взрыва было включено автоматическое устройство, и с этого времени все части сложнейшего механизма действовали без контроля человека, и только у запасного выключателя был поставлен научный работник, готовый попытаться остановить взрыв, если будет дан приказ. Приказ отдан не был. Собственно детонация была поручена доктору Бейнбриджу из Массачусетского технологического института. Генерал Лесли Гровс вместе с докторами Конантом и Бушем непосредственно перед моментом испытания присоединились к ученым, собравшимся в лагере базы. Согласно их приказаниям, весь свободный персонал собрался на небольшой возвышенности. Всем присутствующим было приказано лечь на землю, лицом вниз, ногами к месту взрыва. Как только произойдет взрыв, разрешалось подняться и любоваться им через закопченные стекла, которыми все были снабжены. Времени, как полагали, было достаточно, чтобы предохранить глаза наблюдавших от ожога.

Ошеломленные ученые сразу же приступили к оценке мощи нового оружия Америки. Для исследования кратера к месту взрыва направились специально оборудованные танки, на одном из которых был известный исследователь ядра доктор Энрико Ферми. Его глазам предстала мертвая, выжженная земля, на которой в радиусе полутора километров было уничтожено все живое. Песок спекся в стекловидную зеленоватую корку, покрывшую землю. В огромной воронке лежали изуродованные остатки стальной башни. В стороне валялся исковерканный, перевернутый на бок стальной ящик. Мощность взрыва оказалась равной 20 тыс. тонн тринитротолуола. Такой эффект могли вызвать 2 тыс. самых крупных бомб времен Второй мировой войны, которые за их небывалую по тем временам силу называли «разрушителями кварталов». Мощность взорванной бомбы превзошла все ожидания. Еще накануне ученые провели своеобразный тотализатор с минимальной ставкой в 1 доллар, кто из них сможет наиболее правильно угадать силу предстоящего взрыва. Оппенгеймер, например, назвал 300 тонн в переводе на обычную взрывчатку. Большинство других ответов были близки к этой цифре. Мало кто отважился подняться до 10 тысяч тонн, и только доктор Раби из Колумбийского университета, как он сам объяснял потом, из желания сделать приятное создателям нового оружия, назвал 18 тысяч тонн. К своему удивлению, он оказался победителем.

Если бы не пустынность местности, где проводилось испытание, и не договоренность с прессой в данном районе, испытание привлекло бы внимание широкой общественности. Однако этого не случилось. В СМИ появились лишь немногочисленные рассказы очевидцев. Так, например, газеты писали, что одна слепая от рождения девушка, живущая близ Альбукерка, на расстоянии многих миль от места взрыва, в тот момент, когда вспышка озарила небо и еще не было слышно грохота, воскликнула: «Что это?»

Роберт Оппенгеймер был очень откровенен, процитировав применительно к себе строки из «Бхагавад Гиты»: «I am become Death, the shatter of worlds» («Я стал Смертью, сотрясателем миров»). После войны отец атомной бомбы жаловался президенту Трумену, что чувствует кровь на своих руках. Его выступления против создания водородной бомбы, его связь в конце 30-х годов с коммунисткой Джейн Татлок привели к подозрению в нелояльности к своей стране. В 1954-м году состоялись судебные слушания, в результате которых Оппенгеймера «отлучили» от работы, связанной с ядерными лабораториями. Как оказалось в последствии, эти подозрения имели под собой определенную почву.

По воспоминаниям Павла Судоплатова, который в годы войны руководил Четвертым управлением НКВД, в архивах ЦК КПСС в 1992 году были обнаружены документы Коминтерна, подтверждающие связи Оппенгеймера с членами законспирированной ячейки компартии США. Судоплатов считает, что в традиционном смысле Оппенгеймер, Ферми и Сцилард не были агентами Советского Союза. Однако ставка Оппенгеймера на эмигрантов-антифашистов была наверняка связана с его дальновидным стремлением избежать монополии на атомное оружие одной страны.

Первое в мире испытание атомной бомбы прошло успешно. Военное руководство проекта «Манхэттен» ликовало. Когда произошел взрыв и рассеялся дым, окутавший местность, на слова своего заместителя Томаса Фаррела: «Война окончена», – генерал Гровс ответил: – «Да, но после того, как мы сбросим бомбы на Японию». Для него это было давно решенным делом. Испытание первой атомной бомбы стало американским козырем в крупной игре против Советского Союза на приближавшейся Потсдамской конференции. Трумэн выразил свои надежды в свойственной ему жесткой манере: «Если только она взорвется, а я думаю, что это будет именно так, то я получу дубину, чтобы ударить по этой стране».

Проект «Манхеттен» обошелся американскому правительству в 2,5 миллиарда долларов. Советскому Союзу секретные материалы достались без подобных затрат. «Сразу же хотелось бы отметить, что… наша первая атомная бомба – копия американской». Это заявление было сделано 11 августа 1992 года научным руководителем ВНИИЭФ академиком Юлием Харитоном и опубликовано в газете «Красная Звезда». "Это был самый быстрый и надежный способ показать, что у нас тоже есть ядерное оружие, – рассказывал он позднее. – Более эффективные конструкции, которые нам виделись, могли подождать".

В октябре 1945 г. Оппенгеймер покинул пост директора Лос-Аламосской лаборатории и возглавил Институт перспективных исследований в Принстоне. Слава его в США и за их пределами достигла кульминации. Газеты Нью-Йорка писали о нем все чаще в стиле сообщений о кинозвездах Голливуда. Еженедельник «Тайм» поместил его фото на обложке, посвятив ему центральную статью в номере. Именно с тех пор его стали называть «отцом атомной бомбы». Президент Трумэн наградил его «Медалью за заслуги» – высшим американским орденом. Журнал «Попьюлар микэник» причислил его к «Пантеону первой половины столетия». Многие заграничные высшие учебные заведения и академии присылали ему членские и почетные дипломы.

Однако судьба Оппенгеймера еще долго была связана с атомным оружием. В 1946 г. он стал председателем консультативного комитета Комиссии по атомной энергии США, доверенным советником политиков и генералов. В этой должности он принимал участие в разработке американского проекта международного контроля над атомной энергией, подлинная цель которого состояла не в том, чтобы запретить и уничтожить атомное оружие, прекратить его производство и восстановить свободный обмен научной информацией, а в том, чтобы обеспечить США гегемонию во всех областях атомной науки и техники.

Оппенгеймеру пришлось рассматривать и проект создания водородной бомбы. При этом он фактически выступил против создания нового оружия массового уничтожения. Он считал, что водородную бомбу производить нельзя. Однако 31 января 1950 г. Трумэн подписал приказ о начале работы по созданию водородной бомбы: «Я предписал Комиссии по атомной энергии продолжать работу над всеми видами атомного оружия, включая и водородное, или супербомбу». Он приказал Комиссии по атомной энергии и министерству обороны совместно определить масштабы и стоимость осуществления программы.

8 августа 1953 г. Советское правительство доложило Верховному Совету СССР, что США не являются монополистами в производстве водородной бомбы. А 20 августа в советской печати было опубликовано правительственное сообщение, в котором говорилось: «На днях в Советском Союзе в испытательных целях был произведен взрыв одного из видов водородной бомбы». Ученые-физики из Комиссии по атомной энергии США составили в этой связи доклад, который был представлен президенту Д. Эйзенхауэру. Суть этого документа состояла в том, что Советский Союз произвел «на высоком техническом уровне водородный взрыв и оказался в некотором отношении впереди». Авторы доклада констатировали: «СССР уже осуществил кое-что из того, что США надеялись получить в результате опытов, назначенных на весну 1954 г».

Известие о том, что СССР решил проблему водородного оружия, произвело в Вашингтоне впечатление разорвавшейся бомбы. Перед правящими кругами возник ряд вопросов. Когда же у США будет водородная бомба? Информировать ли население страны о том, что Советский Союз уже имеет водородное оружие? Целый месяц в Белом доме царила растерянность. Именно для того чтобы скрыть неудачи, была поднята и раздута кампания против Оппенгеймера. Его пытались обвинить в антиамериканском образе мыслей, в коммунизме и прочих «смертных грехах». В кругах, где обходились без дипломатического словаря, откровенно говорили о шпионаже. 21 декабря 1953 г. Оппенгеймера ознакомили с обвинениями, выдвинутыми против него генеральным директором Комиссии по атомной энергии США генералом Николсом. Оказывается, хозяева Оппенгеймера никогда не забывали о его прошлых «грехах». Все эти годы за ним неотступно следила военная разведка. И вот теперь «пробил его час». В начале 50-х годов в США распространилась шпиономания; страх перед утечкой государственных секретов, казалось, стал навязчивой идеей у членов конгресса, правительства и части американской общественности. Вот в этот период Л. Борден, бывший административным директором по вопросам кадров Объединенного комитета конгресса по атомной энергии, направил письмо директору Федерального бюро расследований Дж. Гуверу, в котором, в частности, отметил, что, но его мнению, в 1939–1942 гг. Оппенгеймер «скорее всего» шпионил в пользу русских. 21 декабря 1953 г. Оппенгеймер, только что вернувшийся из поездки в Европу, отправился с докладом к Страуссу – члену Комиссии по атомной энергии.

Оппенгеймер не мог быть осужден ни в уголовном, ни даже в дисциплинарном порядке, так как к этому времени он уже не был сотрудником Комиссии по атомной энергии. Предложение его обвинителей сводилось к тому, чтобы лишить его доступа к секретным данным в области атомных исследований. Это было равнозначно осуждению ученого к ограничению для него возможностей научной работы. Процесс был задуман как пощечина Оппенгеймеру и всем ученым, солидарным с ним, как предостережение научным работникам. Обвинительный приговор Оппенгеймеру имел и более широкое значение, так как по замыслу его обвинителей и по своим практическим последствиям был направлен против всех американских ученых. Он должен был явиться предостережением для них против контактов с людьми неблагонадежными в политическом отношении, против независимости в мышлении и высказывании своих мнений. Именно так рассматривали американские ученые, а в особенности ученые-атомщики, процесс против Оппенгеймера, и так они поняли обвинительный приговор, который вызвал в их среде возмущение и протесты.

Процесс вернул Оппенгеймеру многих ученых. Как и другие представители американской интеллигенции, они отчетливо увидели, как опасен для науки, демократии и прогресса маккартизм. Федерация американских ученых заявила протест правительству США, а административный совет Института перспективных исследований в Принстоне единогласно утвердил Оппенгеймера в должности директора института.

Более 10 лeт пocлe первого атомного взрыва место, названное в честь «Троицы» (Тpинити Caйт), было oбнeceнo пpoвoлoчным зaбopoм. Нo пo мepe cнижeния paдиoaктивнocти oнo cтaнoвилocь вce бoлee дocтупным. В 1965 гoду из куcкoв чepнoй вулкaничecкoй лaвы, кoтopoй вoкpуг вдoвoль, был coopужeн нeвыcoкий oбeлиcк c лaкoничнoй нaдпиcью: «Тpинити Caйт, гдe пepвoe в миpe ядepнoe уcтpoйcтвo взopвaнo 16 июля 1945 гoдa». «Тpoицкое» пo-пpeжнeму зaкpытo для шиpoкoй публики и нe в cилу paдиoaктивнoй бeзoпacнocти, a пoтoму кaк этo по-прежнему paкeтный пoлигoн. Ежeгoднo, в гoдoвщину coбытия, здecь coбиpaются люди. Пoмoлитьcя зa миp вo вceм миpe.

Биография:

Оппенгеймер, Роберт (Oppenheimer, J. Robert) (1904–1967), американский физик. Родился в Нью-Йорке 22 апреля 1904. В 1925 окончил Гарвардский университет. В 1925 был принят в Кембриджский университет и работал в Кавендишской лаборатории под руководством Резерфорда. В 1926 был приглашен М.Борном в Геттингенский университет, где в 1927 защитил докторскую диссертацию. В 1928 работал в Цюрихском и Лейденском университетах. С 1929 по 1947 преподавал в Калифорнийском университете и Калифорнийском технологическом институте. С 1939 по 1945 активно участвовал в работах по созданию атомной бомбы в рамках Манхаттанского проекта, возглавлял Лос-Аламосскую лабораторию. В течение следующих семи лет был советником правительства США, с 1947 по 1952 возглавлял генеральный консультативный комитет Комиссии по атомной энергии США. В 1947–1966 Оппенгеймер – директор Института фундаментальных исследований в Принстоне (шт. Нью-Джерси).

Оппенгеймеру принадлежат работы по квантовой механике, теории относительности, физике элементарных частиц, теоретической астрофизике. В 1927 ученый разработал теорию взаимодействия свободных электронов с атомами. Совместно с Борном создал теорию строения двухатомных молекул. В 1931 совместно с П.Эренфестом сформулировал теорему, согласно которой ядра, состоящие из нечетного числа частиц со спином 1/2, должны подчиняться статистике Ферми – Дирака, а из четного – Боде – Эйнштейна (теорема Эренфеста – Оппенгеймера). Применение этой теоремы к ядру азота показало, что протонно-электронная гипотеза строения ядер приводит к ряду противоречий с известными свойствами азота. Исследовал внутреннюю конверсию g-лучей. В 1937 разработал каскадную теорию космических ливней, в 1938 сделал первый расчет модели нейтронной звезды, в 1939 предсказал существование «черных дыр».

Основные произведения:

Наука и обыденное познание (1954 г.)

Открытый разум (1955 г.)

Некоторые размышления о науке и культуре (Some Reflections on Science and Culture, (1960 г.).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Мои знакомые - Эйнштейн, Оппенгеймер, Жолио-Кюри Все честные люди, в том числе и те, кто вовсе не принадлежал к числу сторонников социализма, всегда в той или иной форме выступали против того, чтобы выпущенное из клетки чудовище - ядерное оружие - стало причиной

Роберт Фальк Родился 27 октября 1886 года в Москве в семье юриста и шахматиста Рафаила Фалька.В детстве и юности мечтал стать музыкантом.Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.Одним из его профессоров был Валентин Серов, в свое время посоветовавший

Его звали не Роберт Олег Стриженов родился 10 августа 1929 года в городе Благовещенске на Амуре в семье военного. Его отец - Александр Николаевич - воевал на фронтах Гражданской войны в рядах Красной армии, имел несколько боевых наград. В начале 20-х, волею судьбы, он полюбил

ВУД РОБЕРТ (род. в 1868 г. – ум. в 1955 г.) Американский физик – экспериментатор, которого часто называют «отцом современной физической оптики» и «гением эксперимента». Открыл и исследовал резонансное излучение паров натрия и ртути, развил методы спектроскопии, заложил

Роберт Рождественский Какие памятники ставятся волшебникам? Из мрамора? Из бронзы? Из стекла? Довольствуемся слабым утешением, Что нас позвали Важные дела. Так повелось, что вечера задымлены, И опровергнуть ничего нельзя… При жизни – Рядовые собутыльники, А после

Роберт Шнакенберг Собранные в этой книге короткие (зато без купюр!) и вопиюще скандальные биографические очерки - от жизнеописания Шекспира до резюме Томаса Пинчона - призваны ответить на суровые вопросы, которые школьные учителя даже боялись задать: что там такое

ЛИ РОБЕРТ ЭДВАРД (род. в 1807 г. – ум. в 1870 г.) Генерал. В ходе Гражданской войны 1861–1865 гг. в США главнокомандующий армией Конфедерации южных штатов. Одержал ряд побед, но был разбит при Геттисберге (1863), а в 1865 г. капитулировал перед федеральными войсками. Роберт Эдвард Ли

ФУЛТОН РОБЕРТ (род. в 1765 г. – ум. в 1815 г.) Изобретатель. Построил первую подводную лодку «Наутилус» (1800), первый колесный пароход «Клермонт» (1807). Многие поколения моряков мечтали о том времени, когда они смогут отправляться в плавание, не дожидаясь попутного ветра. Этой

Бернс Роберт (род. в 1759 г. - ум. в 1796 г.)Шотландский поэт, жизнь которого была чрезвычайно богата любовными похождениями.«Я часто думал, что нельзя быть подлинным ценителем любовных стансов, если ты сам однажды или много раз не был горячим приверженцем этого чувства…

Шуман Роберт (род. в 1810 г. - ум. в 1856 г.)Немецкий композитор, истоком музыкальной лирики которого стало его чувство к единственной возлюбленной.Среди великих романтиков XIX века имя Роберта Шумана стоит в первом ряду. Гениальный музыкант надолго определил форму и стиль

РОБЕРТ ШУМАН 8 ИЮНЯ 1810 - 29 ИЮЛЯ 1856АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: БЛИЗНЕЦЫНАЦИОНАЛЬНОСТЬ: НЕМЕЦМУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: КЛАССИЦИЗМЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «ГРЕЗЫ» ИЗ ЦИКЛА «ДЕТСКИЕ СЦЕНЫ»ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: КАК НИ СТРАННО «ГРЕЗЫ» ЧАСТО ЗВУЧАЛИ Б АМЕРИКАНСКОМ АНИМАЦИОННОМ

Роберт ФИШЕР Слово о Роберте Фишере Прошло 20 лет, как Фишер стал чемпионом мира (с того момента он не сыграл ни одном турнирной партии), – и тогда же он ушел из мира шахмат.Да, многие его решения казались непонятными и непредсказуемыми. По-видимому, Фишер представлял себе

71. Роберт Братья Кеннеди никогда не отличались незыблемой приверженностью моральным принципам. Талантливые, энергичные, амбициозные, они привыкли брать от жизни то, что им нравилось. Отказов женщин на их притязания они практически не получали. И при этом оба любили своих

Роберт Гук Гук был несколько старше Ньютона. Он родился в 1635 году, в семье священника на острове Уайт, расположенном в проливе Ла-Манш. Гук был очень слабым и болезненным ребенком и поэтому не получил систематического образования. В 1648 году его отец умер и мальчик переехал

Роберт Ранней весной 1945-го года уже все поняли, что война подходит к концу. Изо дня в день через наш маленький город тянулась непрерывная цепь беженцев. Здесь были и военные, и гражданские, немцы и иностранцы, мужчины, женщины, дети. Многие ехали на старых машинах или на

Роберт Оппенгеймер широко известен как научный руководитель Манхэттенского проекта, в рамках которого в годы Второй мировой войны разрабатывались первые образцы ядерного оружия, из-за чего его часто называют «отцом атомной бомбы».

Сегодня мы решили проиллюстрировать вам биографию знаменитого ученого.

«Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего… Я стал Смертью, уничтожителем Миров»

Джулиус Роберт Оппенгеймер родился в семье Джулиуса Оппенгеймера, богатого импортёра тканей, и художницы Эллы Фридман. Родители его были евреями, иммигрировавшими в 1888 г. из Германии в Америку.

Ученый Роберт Оппенгеймер в детстве

Начальное образование мальчик получает в Подготовительной школе им. Алкуина, а в 1911 г. поступает в Школу общества этической культуры. Здесь он в короткий срок получает среднее образование, особый интерес проявляя к минералогии.

Роберт Оппенгеймер, 1931 год

В 1922 г. Роберт поступает в Гарвардский колледж на курс химии, но позже займётся также и изучением литературы, истории, математики и теоретической и экспериментальной физики. Из университета он выпускается в 1925 г.

Фото молодого Оппенгеймера

Поступив в Колледж Христа в Кембриджском университете, он трудится в Кавендишской лаборатории, где вскоре получает предложение поступить на работу к известному британскому физику Дж. Дж. Томсону — при условии, что Оппенгеймер закончит базовый учебный курс лаборатории.

Роберт Оппенгеймер (с трубкой)

С 1926 г. Роберт учится в Гёттингенском университете, где его научным руководителем становится Макс Борн. В те времена этот университет был одним из ведущих высших учебных заведений в области теоретической физики, и именно здесь Оппенгеймер знакомится с рядом выдающихся людей, чьи имена вскоре станут известны всему миру: Энрико Ферми и Вольфгангом Паули.

Оппенгеймер , Энрико Ферми и Эрнест Лоуренс

Его диссертация под названием «Приближение Борна-Оппенгеймера» вносит значительный вклад в изучение природы молекул. Наконец, в 1927 г. он выпускается из университета, получив учёную степень доктора философии.

Прическа молодого Оппенгеймера

В 1927 г. Национальным исследовательским советом США Оппенгеймеру присуждается членство в исследовательских группах Гарвардского университета, а также Калифорнийского института технологий. В 1928 г. он читает лекции в Лейденском университете, после чего отправляется в Цюрих, где, вместе со своим институтским товарищем, Вольфгангом Паули, трудится над вопросами квантовой механики и непрерывного спектра.

Роберт Оппенгеймер . «Отец» американской атомной бомбы

В 1929 г. Оппенгеймер принимает предложение стать доцентом Калифорнийского университета г. Беркли, где и проработает последующие двадцать лет.

Разрушителем миров называл себя Роберт Оппенгеймер

С 1934 г., продолжая свои труды в области физики, он также принимает активное участие в политической жизни страны. Оппенгеймер перечисляет часть своей заработной платы в помощь немецким физикам, стремящимся убежать из нацистской Германии, и выказывает поддержку социальным реформам, которые впоследствии будут названы «коммунистическими потугами».

Альберт Эйнштейн и Роберт Оппенгеймер

В 1936 г. Оппенгеймер получает должность штатного профессора в Национальной лаборатории им. Лоуренса в Беркли. Однако при этом продолжение его полноценного преподавания в Калифорнийском технологическом университете становится невозможным. В конечном итоге, стороны приходят к соглашению, что свою должность в университете Оппенгеймер освободит через шесть учебных недель, что соответствовало одному семестру.

Слева направо: Роберт Оппенгеймер , Энрико Ферми, Эрнест Лоуренс

В 1942 г. Оппенгеймер принимает участие в Манхэттенском проекте вместе с исследовательской группой, занимавшейся во время Второй мировой войны разработкой атомных бомб.

Генерал Лесли Гровс (военный глава «Манхэттенского проекта») и Роберт Оппенгеймер (научный глава)

В 1947 г. Оппенгеймера единогласно избирают главой Генерального консультативного комитета Комиссии по атомной энергии США. На этой должности он активно ходатайствует о строгом соблюдении международных правил применения оружия и поддержке фундаментальных научных проектов.

Джулиус Роберт Оппенгеймер

Ещё до начала Второй мировой войны, ФБР, и Дж. Эдгар Хувер лично, устанавливает за Оппенгеймером слежку, подозревая его в тесных связях с Коммунистической группой.

В 1949 г., перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, учёный признаёт, что в 1930-х г. г. действительно принимал активное участие в Коммунистической партии. Вследствие этого, в последующие четыре года он будет объявлен неблагонадёжным.

Профессор Роберт Оппенгеймер

В конце своей жизни Оппенгеймер сотрудничает с Бертраном Расселом, Альбертом Эйнштейном и Джозефом Ротблатом, совместными усилиями открывая в 1960 г. Всемирную академию искусств и науки.

Роберт Оппенгеймер, Эльза Эйнштейн, Альберт Эйнштейн, Маргарита Коненкова, приемная дочь Эйнштейна, Маргот

Оппенгеймер был заядлым курильщиком ещё с юности; в конце 1965 года у него обнаружили рак гортани и, после безрезультатной операции, в конце 1966 года он одвергсярадио- и химиотерапии. Лечение не дало эффекта; 15 февраля 1967 года Оппенгеймер впал в кому и 18 февраля умер в своём доме в Принстоне (Нью-Джерси) в возрасте 62 лет.

В его честь названы одноимённые лунный кратер и астероид № 67085.

Интересные факты

Физик-теоретик Франсуа Фергюсон, друг Оппенгеймера, вспоминал, как, однажды, тот оставил на столе своего научного руководителя Патрика Блэкетта яблоко, облитое вредными химическими веществами.

Известнейший физик-теоретик, Оппенгеймер имел серьёзные проблемы с психикой, был заядлым курильщиком и часто, за своей работой, забывал поесть.